[verkiniTarakani]

Интересный факт состоит в том, что за последние пару месяцев несколько человек из моего неблизкого круга общения интересовались происхождением моего ника. Мол, почему Иуда? Откуда такой ник? Разве ты - Иуда?

Далее обычно я рассказывала про Иуду Искариота Леонида Андреева и человек, который интересовался у меня, покупал или скачивал себе книгу и читал. О том, понравилось им или нет, я не спрашивала. Ибо произведение специфическое. Но мне всегда было приятно и неожиданно, что после моих рассказов у разных людей появляется желание это прочитать.

Так вот. И тут я подумала о том, что я сама давно не читала этой повести. Что, быть может, за всё это время я так изменилась, что, прочтя повесть вновь, не увижу в ней ничего. Поэтому вчера я открыла давно забытый сборник прозы начала 20 века, открыла Иуду Искариота с моими пометками карандашом в ней (пометки времен написания курсовой) и перечитала.

И увидела даже больше, чем видела раньше. И тронуло это произведение меня уже немного иначе. Как будто я еще более глубоко его прочла.

И особенно тронул меня один момент. Прямо до глубины души. Вот этот:

И был вечер, и вечерняя тишина была, и длинные тени ложились по земле - первые острые стрелы грядущей ночи великого боя, когда прозвучал печальный и суровый голос.

Он говорил:
— Ты знаешь, куда иду я, Господи? Я иду предать тебя в руки твоих врагов.
И было долгое молчание, тишина вечера и острые, черные тени.
— Ты молчишь, Господи? Ты приказываешь мне идти?
И снова молчание.
— Позволь мне остаться. Но ты не можешь? Или не смеешь? Или не хочешь?
И снова молчание, огромное, как глаза вечности.

— Но ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Ты все знаешь. Зачем ты так смотришь на Иуду? Велика тайна твоих прекрасных глаз, но разве моя — меньше? Повели мне остаться!.. Но ты молчишь, ты все молчишь? Господи, Господи, затем ли в тоске и муках искал я тебя всю мою жизнь, искал и нашел! Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжелее гор и свинца. Разве ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота?

И последнее молчание, бездонное, как последний взгляд вечности.
— Я иду.